Кэрри. Страница 2

Элен Шайрс отвернулась и сделала вид, будто ее тошнит.

— У тебя же кровотечение! — пронзительно крикнула Сью, вконец обозлясь. — Кровь, дура ты бестолковая!

Кэрри посмотрела вниз и испуганно взвизгнула.

Во влажном воздухе раздевалки ее визг прозвучал неожиданно громко.

В грудь Кэрри ударился тампон и с легким шлепком упал на пол у самых ног. По вате тут же расползся темно-красный цветок.

А затем смех — издевательский, презрительный, истеричный — вдруг словно разбух, превратившись во что-то совсем дикое и уродливое, и все, кто был в раздевалке, принялись швырять в Кэрри тампонами и гигиеническими пакетами — кто из сумок, а кто из сломанного автомата на стене. Они сыпались на Кэрри, будто тяжелые снежинки, а все скандировали:

— За-ткни-течь-за-ткни-течь-за-ткни-течь…

Сью тоже бросала — бросала и кричала вместе со всеми, не совсем даже понимая, что делает. В мозгу ее вспыхивала неоновым светом и, не переставая, крутилась, как заклинание, одна только мысль: «Ничего плохого здесь нет в самом деле ничего плохого здесь нет в самом деле ничего плохого…» Она еще вспыхивала и светилась, успокаивая и обнадеживая, когда вдруг Кэрри завыла и попятилась, отмахиваясь руками, бормоча что-то и всхлипывая.

Девушки неожиданно остановились, осознав, что цепная реакция вот-вот приведет к взрыву. Именно в этот момент, как уверяли некоторые, они почувствовали удивление. Однако все те годы не прошли бесследно, все те годы, вместившие «давай стянем у Кэрри простыню» в летнем лагере христианской молодежи, и «я нашла ее любовное письмо к Бобби Пикетту, давай размножим его и всем раздадим», и «давай спрячем где-нибудь ее трусы», и давай сунем ей в туфли змею, и «топи ее, топи». Вот Кэрри упрямо тащится за группой на велосипеде и никак не может догнать. Кэрри, которую в прошлом году звали «пудингом», а в этом — «мордой», Кэрри, от которой всегда пахнет потом. А вот она, присев помочиться в кустах, обжигает зад крапивой, и все об этом узнают («Эй, краснозадая, как, до сих пор еще чешется?»). Вот Билли Престон мажет ей волосы ореховым маслом, когда она уснула на занятиях. А сколько ее щипали, ставили ей подножки, когда она шла к доске, сбрасывали ее учебники со стола… Или тот случай, когда ей в сумку подсунули скабрезную открытку… Вот Кэрри на церковном пикнике: она опускается неловко на колени, чтобы помолиться, наклоняется, и шов на старой полосатой юбке расходится вдоль молнии с таким звуком, будто кто-то громко «подпустил ветра». Кэрри, которая никогда не может поймать мяч, даже когда он летит ей прямо в руки, и всегда влетает в сетку на волейбольном поле. Кэрри, которая на втором году средней школы споткнулась на уроке современного танца, растянулась на полу и отколола зуб. Кэрри, у которой чулки всегда со стрелками, или «бегут» прямо на глазах, или вот-вот «побегут». Кэрри, у которой всегда влажные пятна под мышками… Или вот Крис Харгенсен звонит ей после школы из автомата на окраине города и спрашивает, знает ли она, что «поросячье дерьмо» пишется только в пять букв: К-Э-Р-Р-И… Все это вдруг сложилось вместе, и масса стала больше критической. Последний убийственный прикол, последняя капля в чаше терпения — и все. Взрыв.

Кэрри взвыла в наступившем молчании и, закрыв лицо полными руками, попятилась. К мокрым волосам внизу живота прилип метко брошенный кем-то ватный тампон.

Девушки следили за ней внимательными, настороженными взглядами.

Кэрри забилась в угол одного из четырех больших отделений душевой и медленно опустилась по стене на пол. Из ее горла рвались тягучие, беспомощные стоны. Глаза закатились, сверкая влажными белками, словно глаза свиньи в загоне бойни.

— Мне кажется, это у нее в первый раз… — неуверенно произнесла Сью.

В этот момент с резким плоским хлопком распахнулась, ударив в стену, дверь, и в раздевалку узнать, что происходит, влетела мисс Дежардин.

Из книги «Взорванная тень» (стр. 41).

Как медики, так и психологи, занимавшиеся этим вопросом, соглашаются, что необычно позднее и столь травмирующее начало менструального цикла у Кэрри Уайт вполне могло послужить толчком к пробуждению ее латентных способностей.

Невероятно, но до самого 1979 года Кэрри просто не имела понятия о цикличности процессов в организме зрелой женщины. И столь же невероятным кажется тот факт, что ее матери даже не пришло в голову обратиться к гинекологу относительно задержки у дочери почти до семнадцати лет начала менструального цикла.

Тем не менее факты именно таковы. Когда Кэрри Уайт обнаружила, что у нее началось кровотечение из влагалищного отверстия, она совершенно не понимала, что происходит. Само понятие менструация было ей совершенно незнакомо.

Одна из оставшихся в живых ее одноклассниц, Рут Гроган, рассказывала, что примерно за год до описываемых событий она как-то раз зашла в раздевалку и увидела, как Кэрри стирает тампоном губную помаду. Мисс Гроган спросила ее: «Что это, черт возьми, ты тут делаешь?» И когда мисс Уайт поинтересовалась, что она делает неправильно, мисс Гроган ответила: «Нет-нет, все правильно». Рут Гроган рассказала об этом случае кое-кому из своих подруг (автору этих строк она объяснила, что полагала тогда, будто «в этом даже что-то есть»), и если позже кто-то пытался объяснить Кэрри истинное назначение тампонов, которыми та стирала губную помаду, она, возможно, относилась к подобным разъяснениям как к очередному розыгрышу — эта сторона жизни давно стала для нее привычной…

Когда отзвенел звонок, и девушки отправились на второй урок (некоторым из них удалось незаметно ускользнуть через запасной выход еще до того, как мисс Дежардин стала запоминать фамилии), мисс Дежардин, недолго думая, воспользовалась стандартным приемом против истерики, а именно — залепила Кэрри пощечину. Конечно, она вряд ли признала бы, что это доставило ей определенное удовольствие, и наверняка стала бы отрицать, что считает Кэрри жирной визгливой свиньей. Она преподавала первый год и пока еще не сомневалась, что и в самом деле верит, будто все дети хороши.

Кэрри посмотрела на нее снизу вверх затравленным взглядом. На лице ее застыла плаксивая гримаса, губы дрожали.

— М-м-мисс Де-де…

— Вставай, — бесстрастно сказала мисс Дежардин. — Встань и приведи себя в порядок.

— У меня кровь, я умираю… — взвизгнула Кэрри, и одной рукой, слепо ищущей, за что ухватиться, вцепилась в белые спортивные трусы мисс Дежардин, оставив на них грязный кровавый отпечаток ладони.

— Я… ты… — Учительницу передернуло от отвращения, и она, резко подняв Кэрри на ноги, вдруг толкнула ее к стене. — Быстро!

На полпути от душевой до стены, где висел автомат с гигиеническими пакетами, Кэрри остановилась, с трудом держась на ногах, и, сгорбив плечи, наклонилась вперед. Руки ее безвольно болтались у колен, грудь провисла, и выглядела она в этот момент, словно обезьяна. В блестящих от слез глазах — одна пустота.

— Ну, в чем дело? — зло прошипела мисс Дежардин — Ну-ка возьми тампон… Нет, не надо никакой монеты, он все равно сломан… возьми тампон и… черт побери, ты слышишь, что я говорю? В самом-то деле, что, у тебя первые месячные?..

— Месячные? — переспросила Кэрри.

Полное непонимание, написанное на ее лице, выглядело слишком правдоподобно, и слишком много было в нем немого безотчетного ужаса, чтобы не заметить этого и не задуматься. У Роды Дежардин вдруг зародилось мрачное, черное подозрение… Невероятно… Нет, этого просто не может быть… У нее самой менструация началась вскоре после одиннадцатого дня рождения — она тогда прошла до лестницы из детской и взволнованно крикнула вниз: «Мама, я накапала на ковер!»

— Кэрри? — произнесла она тихо, подходя ближе. — Кэрри?

Та шагнула назад, и в то же мгновение с раскатистым грохотом обрушилась в углу стойка с ракетками для софтбола. Ракетки разлетелись по полу, и мисс Дежардин невольно подпрыгнула.

— Кэрри, это у тебя первые месячные?